![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
elizarovoС.С. Михайлов.
Наследие офеней-суздалов в регионах России
(на примере масов деревни Елизарово в Гуслицах)
IX Всероссийские научно-краеведческие чтения "Суздаль в истории России", 2016 г.
(Суздальский сборник за 2016 год: Сборник научных статей / [редкол.:
А. Л. Ершов (отв. ред.) и др.]. – Владимир: Изд-во ООО «Транзит-ИКС», 2017. – 212 с. : ил.)
Публикуется на www.elizarovo.dreamwidth.org с разрешения автора и редакции, за что им большое спасибо:).
На территории древнего Суздальского уезда, в ее границах до административной реформы Екатерины II 1778 г., сформировалась одна из интереснейших групп русского населения, которую мы знаем под именем офеней. Это была довольно замкнутая корпорация, со своим тайным языком-арго, на базе которого впоследствии развилось немало условных языков, известных во многих уголках России. Язык этот носителями именовался «масовским», а представители сообщества, кто им владел, называли себя «масами» (от слова «мас», т. е. «я»). Офеней-масов в прошлом также часто именовали «суздала» по древней территории, из которой они когда-то вышли. По мнению авторов XIX в., офени на территории поздних Шуйского, Вязниковского и Ковровского уездов сформировались чуть ли не в XV в.
Мы не будем в данной работе рассматривать этногенез офеней и проводить анализ словарного запаса известных масовских диалектов – такая работа уже давно ведется лингвистами. Много публикаций со словариками офенских
языков разных регионов выходило до 1917 г., в настоящее время такой лексикой занимается В. Д. Бондалетов из Пензы.
Ко времени, когда русские условные языки, в том числе и офенские-масовские, которые однозначно вышли с территории Владимирского края, а именно к середине XIX в., стали привлекать исследователей, часть групп, их сохраняющих, оставалась на исконной территории, а именно на землях древнего Суздальского уезда. Офени в основном жили в Ковровском и отчасти Шуйском уездах. Мы также знаем об их группах в некоторых уголках соседних Меленковском, Судогодском и Муромском уездах. Группы носителей именно масовских условных языков были известны в разных регионах, в том числе в Арзамасе, в Пензе, городе Дорогобуже Смоленской губернии, в Рязанской губернии, городе Одоеве Тульской губернии и других местах.
Судя по всему, одна из групп переселенцев-офеней на каком-то этапе осела в восточной части современного Подмосковья, в крае, который затем оказался в составе Гуслиц. Здесь расположена деревня Елизарово, где и в начале 2000-х гг. можно было встретить пожилых людей, которые знали местный вариант офенского масовского языка. Этот край находился в самобытном старообрядческом уголке Московской губернии, который известен как Гуслицы. Он сформировался к началу XIX столетия на базе одноименной древней волости, известной со времен князя Ивана Калиты, упраздненной административной реформой екатерининского времени. Название исчезнувшей волости закрепилось не только за ее территорией, но и за рядом местностей к северу и западу от ее исторических границ. После административных изменений 1862 г. Гуслицы включали в себя полностью территории Ильинской, Беззубовской, Дорховской, Запонорской, а также восточную часть Карповской волостей Богородского уезда Московской губернии.
Елизаровские масы хотя тоже были носителями гуслицкого самосознания, вплоть до недавнего времени старались сохранять в тайне от внешних все, что связано с их языком и прочими элементами масовской культуры. Что-либо записать в самой деревне удавалось лишь тем исследователям и краеведам, которые приходили в деревню неожиданно и фактически заставали информантов врасплох. Во всех случаях, когда были попытки договориться заранее, причем через хороших общих знакомых, через внуков елизаровских бабушек, учащихся в школах, учителей-краеведов и т. п., следовала неудача. Человек, который изначально по телефону или встрече обещал помочь, говорил, что «ковлет по-масовски» так же, как на русском, вдруг забывал все свои обещания
и категорически далее не соглашался на встречу и беседу. Подобные табу на разглашение могли существовать в прошлом и в других известных масовских группах, но были утрачены или игнорировались исследователями-филологами, которым была важна исключительно тайная лексика. Однозначно, что такая замкнутость идет еще из исконной традиции масов, которая зарождалась в древнем Суздальском уезде.
И автору, и ряду других исследователей, кто пытался серьезно заниматься языком и культурой деревни Елизарово, больше информации удалось узнать от тех, кто соприкасался с ее жителями, нежели от них самих. Из коренных масов мне довелось пообщаться с пожилыми женщинами, которые давно вышли замуж в соседние деревни и у которых порвалась связь с прежними односельчанами, поэтому им было некому дать запрет на общение с исследователями. Это Таисья Родионовна Лобанова (в девичестве Жуликова) 1928 г.р., с замужества в 1948 г. проживающая в соседнем Ляхово, а также Фекла Николаевна Ребрикова (урожденная Чекалова), также 1928 г.р., которая вышла замуж в Давыдово и к моменту нашей беседы жившая в домах при железнодорожной станции «Давыдово». От этих старожилок удалось достаточно много узнать об этом населенном пункте и его специфике. Однако они уже мало помнили масовских слов по причине длительного отсутствия общения на нем.
В крае этим языком и сопутствующей масовской культурой занимаются преподаватели-краеведы из обеих школ в Давыдово: Инна Степановна Овсянникова (Давыдовский лицей) и Валентина Федоровна Кузнецова (Давыдовская гимназия). Но, невзирая на то, что они в этом регионе местные, их знают практически все, в их классах учатся дети, у которых есть елизаровские корни, отец В. Ф. Кузнецовой был известным в местных деревнях плотником, когда речь заходит о языке и вообще сборе материала по этой деревне, все попытки наталкиваются на неудачу. Мне рассказали о таком случае. Одна из елизаровских женщин уже в начале 2000-х гг. стала помогать учителям-краеведам и школьникам, занятым в их кружках, водила их по деревне, рассказывала об известных ей словах и т.п. Через непродолжительное время у нее уходит в запой сын, она воспринимает это как наказание свыше за болтливость и прекращает помогать. После нее, наученные чужим горьким опытом, отказываются идти на контакт и другие односельчане. Из участников экспедиций, которые бывали в Гуслицком крае во второй половине ХХ в., в своих публикациях слова масовского языка из Елизарово упомянула Е. А. Агеева, случайно зафиксировавшая их в 80-х гг. ХХ в. Из краеведов про язык писала вышеупомянутая В. Ф. Кузнецова из гимназии в Давыдово. В 1996 г. небольшую статью про деревню с указанием некоторых слов местного арго опубликовала ученица той же гимназии Н. Лелякова, отец которой происходит из Елизарово.
К настоящему времени нам известно всего порядка 120 слов, которые существовали в этой «тайной» речи. Однако даже при таком скромном словарном наборе мы видим, что в Елизарово был не язык-арго, который сформировался как-то самостоятельно, а всего лишь диалект масовского языка, который бытовал у офеней-суздалов Владимирского края, а также в тех местах, где они еще в разное обосновались. Это видно даже по небольшому числу приведенных елизаровских «масовских» слов: мас – я, масы – мы, масовский – мой, свой, наш; клёво – хорошо; кубёха – женщина, баба; лох – мужчина, мужик; брять – есть, бряйка – еда, бусеть – пить. Из фраз елизаровского варианта офенского масовского арго можно привести: «Карьяк кряет немасовский» («идет чужой парень (мужик)»), «лохуньки бусели тарныгу» («мужья пили алкоголь»), «побусели чавыгу, покряли дохаза» («попили чайку, пошли домой»), «саров у маса нескень» («у меня нет денег»), «маса спрахтывают – мас ковлет» («меня спрашивают, я отвечаю»).
Здесь надо также дать небольшую характеристику небольшому уголку Гуслиц, в котором расположилась деревня Елизарово. Жители соседних микрорегионов еще в начале 2000-х называли его в беседах со мной «Заход», а население – заходцы. Последние традиционно считались наиболее грубыми и криминальными из гусляков. В Заход входило всего шесть деревень: Елизарово, Ляхово, Гора, Костино, Барская и Давыдово, которое являлось неофициальным заходским центром. Практически во всех местных деревнях существовали идентичные промыслы, как к примеру, извоз, работа на шелковые и бумажные фабрики, домашнее ткачество, работа в услужении, сапожное дело и т.п. Из чисто старообрядческих промыслов практически везде в Заходе было развито иконописание.
Здесь следует отметить, что практически вся Запонорская волость Богородского уезда, куда входил Заход, была населена почти одними старообрядцами, представителей господствующего православного исповедания здесь в 80-х гг. XIX в. было не более 20 дворов на почти три тысячи жителей старообрядческого исповедания. Пять заходских деревень, включая Елизарово, прежде составляли один старообрядческий белокриницкий неокружнический приход с центром в Давыдово.
Житель деревни Анциферово, которая расположена всего в паре километров от заходского селения Костино, хранитель местной исторической памяти Николай Степанович Самошин (1921–2006) во время беседы в 2003 г. поведал мне следующий интересный момент, бытовавший еще в недавнем прошлом, связанный с интересующим нас уголком Гуслиц. Тогда как в Анциферово и других населенных пунктах, окружавших Заход, был распространен цокающий говор, во всех шести заходских деревнях бытовала речь, которую соседи идентифицировали как «владимирскую». Владимирский край расположен недалеко от Гуслиц, до 1917 г. граница губерний проходила сразу за самой северной гуслицкой деревней Коротково. Активно участвовавшие в отхожих промыслах гусляки бывали во Владимире и различных местах его губернии. С владимирцами они соприкасались на крупных фабриках в Орехово-Зуево, Ликино, Дулёво, Павловском Посаде и др. местах, где от каждого семейства в гуслицких селениях обязательно трудился кто-то из членов. Так что, как звучит владимирская речь, в Гуслицах прекрасно представляли и, относя к речи жителей соседней губернии говор жителей одного из своих уголков, явно видели их заметную схожесть.
К сожалению, мы пока не обнаружили в архивах документов, которые могли бы пролить свет на происхождение жителей деревень Захода, но, учитывая вышеприведенную информацию, они являются потомками какой-то волны переселенцев из Владимирской земли. Эта волна видимо захватила и небольшую группу офеней, которые создали деревню Елизарово. Когда это могло произойти – пока остается тайной.
Не исключено, что имя Елизар мог носить человек, который привел масов из древнего Суздальского уезда в верховья маленькой речки Сошицы (в прошлом – Усан), притока Нерской. Преданий по этому поводу у потомков жителей населенного пункта до конца ХХ в. не сохранилось. Мне рассказывали лишь историю, явно возникшую не так давно, якобы до революции деревня принадлежала помещику Елизарову. Однако Елизарово в известное время никогда не было помещичьим селением, а находилось в ведении Удельной конторы. В деревне, по крайней мере, в начале ХХ в. не было носителей фамилии «Елизаровы», а заметно доминировали над другими Ширины и Никулины.
Старожилы из соседних деревень, отчасти помнившие или знавшие быт довоенных десятилетий, рассказывали, что даже в 20–30-х гг. ХХ в. молодежь из Елизарово всегда держалась особняком в клубе, на гуляньях и т.п. Всегда, когда рядом оказывался чужак, они сразу же переходили на масовскую речь. Последний директор большого совхоза «Титовский» Владимир Сергеевич Воронцов (родился в 1927 г. в Тверской губернии, в крае с 1931 г.), одно время занимавший ключевые должности на меланжевом комбинате в городе Куровское, где трудилось и какое-то число женщин из Елизарово, рассказал о такой подмеченной им их черте. Если начальство задерживало на работе хотя бы одну из них, то остальные не уходили без нее домой с комбината, а терпеливо сидели и дожидались ее. Сами выходцы из рассматриваемого населенного пункта также говорили о подобной брачной и иной замкнутости до этого периода, дополняя, что исключением держалась одна из ветвей Шириных (потомки некоего Никиты Ширина), которая допускала браки на стороне. Нам кажется, что это было бы странным для небольшого по гуслицким меркам селения, которое к началу ХХ в. насчитывало всего около 80 дворов, а в 50-х гг. XIX в. дворов было почти вдвое меньше – только 46, если бы прежде не существовала связь с остальным, прежде всего владимирским офенским миром. К сожалению, к началу 2000-х гг. о таких связях не помнил уже никто.
В 2015 г. автора этих строк познакомил с результатами исследования по генеалогии своей семьи потомок одной из ветвей Шириных Олег Хохлов, являющийся ныне прихожанином храмов Рогожского кладбища в Москве. В таблице были даны сведения и о женщинах, на ком его предки женились в XVIII – XIX вв. Помимо уроженок Елизарово, там фигурировали и невесты из соседних Смолёво, Костино, Яковлевской, а также находящегося не в Гуслицах селения Антоново. Последнее находится западнее Гуслиц, оно входило в состав Гжельского региона.
Здесь, учитывая строгую эндогамию жителей рассматриваемого населенного пункта, которая сохранялась и через сто лет после этого, мы осмелимся предположить, что в указанных деревнях в прошлом также могли проживать представители масовского мира, впоследствии ассимилированные односельчанами-немасами. Возможно, выходцы из Владимирской земли, принадлежавшие к масовской культуре, изначально не только основали деревню Елизарово, но и поселились в соседних селениях. Здесь я вспоминаю рассказ уроженца дер. Костино Сергея Федоровича Романова, 1950 г.р., который в беседе со мной в 2002 г. упомянул фразу, которую в детстве слышал от отца, когда тот после обеда звал сына заниматься работой в огороде и т.п. : «побряли – пошли на дела» (т.е. «поели – пошли работать»). С одной стороны, эта фраза, вернее слово из нее, могло быть заимствовано из тайной
речи жителей соседней деревни, с другой, здесь нельзя исключать и рудимент уже забытой тайной речи, которую знали и в Костино. Тем более, что даже в конце ХХ в. «работа» в масовской речи елизаровцев звучала как «ширбота», а не «дела». Одну фразу некоего тайного языка мне довелось услышать от жителей находящейся в нескольких километрах от Елизарово деревни Заволенье – «Мой колпешник развалился и ашана пополам» (т. е. «мой горшок разбился и каша разлилась»), но ее связь с масовским языком Елизарово не доказана.
Тайная речь владимирских масов была понятна жителям Елизарово очень хорошо. Мне довелось услышать от уже упоминавшейся Т. Р. Лобановой, о таком случае. Приблизительно в 1948 г. (точно информант уже сказать не могла) она ехала на владимирском поезде из Орехово-Зуева в Москву или Павловский Посад. Когда девушка села на свободное место в вагоне, то увидела двух стариков, которые были напротив. Тем, видимо, не хотелось, чтобы их поняли соседи, и они перебросились парой фраз на языке, который уж очень хорошо был знаком их новой попутчице. Она внимательно посмотрела на них – ни на кого из жителей Елизарово или выходцев из деревни, которые жили в Павловском Посаде, они похожи не были. Лобанова (тогда еще Жуликова) поздоровалась с ними и попыталась поддержать их разговор на масовском, она также спросила, откуда те знают их елизаровский язык. Старики были не расположены к общению и были явно недовольны тем, что кто-то может быть в курсе их разговора. Они только сказали, что масовский – это и их язык, а на вопрос откуда они, только буркнули: «С Владимира». Последнее, конечно же, означало не сам город, а Владимирскую область.
В настоящее время постоянных жителей в Елизарово осталось мало. Много выходцев оттуда проживает в соседнем поселке Давыдово, часть в городе Куровское. Потомки елизаровцев проживают в городе Павловский Посад, с которым жители этого населенного пункта были тесно связаны экономически (брали работу у местных фабрикантов) с давнего времени. Кто-то живет в Москве, небольшое число в Орехово-Зуеве, мне упоминали о каких-то выходцах из Елизарово, кто оказался в подмосковном Воскресенске, фактически одном из соседних райцентров. О старой эндогамии уже не идет никакой речи. Интересный в культурном отношении мирок оказался практически полностью размыт.
К сожалению, мы сейчас уже упустили время, когда можно было бы записать максимально большое число слов из масовского языка деревни Елизарово, которое показало бы процент их идентичности владимирским офенским словам. К сожалению, до сих пор неизученным остается и обычный говор елизаровцев и других заходцев. В Гуслицкий край вообще-то приезжала известная исследовательница говоров Подмосковья А. Ф. Войтенко, однако, судя по упоминаниям местных населенных пунктов в связи с записями образцов местной речи, она прошла по региону поверхностно, почти не вникнув в его специфику. Судя по ее работам, в регионе, вернее, его населенных пунктах, она работала выборочно. В Елизарово она явно не была вовсе, что мы видим из ее строк, что в рассматриваемом крае живут гусляки, а помимо их еще и масы, о которых ей, видимо, поведал кто-то из информантов в другой деревне. Если бы она оказалась в Елизарово и столкнулась с местным масовским феноменом, то явно не проигнорировала такой элемент культуры, который до нее толком никто не описывал.
Также никто на данный момент не проводил антропологических исследований в Гуслицах, что также могло бы дать весьма интересный материал. Здесь мы могли бы увидеть, из какого именно уголка Владимирской земли и древнего Суздальского уезда в Заход пришли его жители, в том числе и масы. Также можно было бы выяснить много важного о происхождении других переселенческих групп населения этого региона, которые прибывали сюда на протяжении не одного столетия. Пока же здесь мы видим больше вопросов, нежели ответов. Также во многом большим «белым пятном» для нас остается и бывшая масовская деревня Елизарово, с происхождением локальной культуры которой, включавшей, разумеется, не только тайный язык-арго, мы довольствуемся только предположениями. Однако связь здесь с Владимирским регионом, а также исходной «родины» офеней – древним Суздальским уездом, здесь однозначна.
Наследие офеней-суздалов в регионах России
(на примере масов деревни Елизарово в Гуслицах)
IX Всероссийские научно-краеведческие чтения "Суздаль в истории России", 2016 г.
(Суздальский сборник за 2016 год: Сборник научных статей / [редкол.:
А. Л. Ершов (отв. ред.) и др.]. – Владимир: Изд-во ООО «Транзит-ИКС», 2017. – 212 с. : ил.)
Публикуется на www.elizarovo.dreamwidth.org с разрешения автора и редакции, за что им большое спасибо:).
На территории древнего Суздальского уезда, в ее границах до административной реформы Екатерины II 1778 г., сформировалась одна из интереснейших групп русского населения, которую мы знаем под именем офеней. Это была довольно замкнутая корпорация, со своим тайным языком-арго, на базе которого впоследствии развилось немало условных языков, известных во многих уголках России. Язык этот носителями именовался «масовским», а представители сообщества, кто им владел, называли себя «масами» (от слова «мас», т. е. «я»). Офеней-масов в прошлом также часто именовали «суздала» по древней территории, из которой они когда-то вышли. По мнению авторов XIX в., офени на территории поздних Шуйского, Вязниковского и Ковровского уездов сформировались чуть ли не в XV в.
Мы не будем в данной работе рассматривать этногенез офеней и проводить анализ словарного запаса известных масовских диалектов – такая работа уже давно ведется лингвистами. Много публикаций со словариками офенских
языков разных регионов выходило до 1917 г., в настоящее время такой лексикой занимается В. Д. Бондалетов из Пензы.
Ко времени, когда русские условные языки, в том числе и офенские-масовские, которые однозначно вышли с территории Владимирского края, а именно к середине XIX в., стали привлекать исследователей, часть групп, их сохраняющих, оставалась на исконной территории, а именно на землях древнего Суздальского уезда. Офени в основном жили в Ковровском и отчасти Шуйском уездах. Мы также знаем об их группах в некоторых уголках соседних Меленковском, Судогодском и Муромском уездах. Группы носителей именно масовских условных языков были известны в разных регионах, в том числе в Арзамасе, в Пензе, городе Дорогобуже Смоленской губернии, в Рязанской губернии, городе Одоеве Тульской губернии и других местах.
Судя по всему, одна из групп переселенцев-офеней на каком-то этапе осела в восточной части современного Подмосковья, в крае, который затем оказался в составе Гуслиц. Здесь расположена деревня Елизарово, где и в начале 2000-х гг. можно было встретить пожилых людей, которые знали местный вариант офенского масовского языка. Этот край находился в самобытном старообрядческом уголке Московской губернии, который известен как Гуслицы. Он сформировался к началу XIX столетия на базе одноименной древней волости, известной со времен князя Ивана Калиты, упраздненной административной реформой екатерининского времени. Название исчезнувшей волости закрепилось не только за ее территорией, но и за рядом местностей к северу и западу от ее исторических границ. После административных изменений 1862 г. Гуслицы включали в себя полностью территории Ильинской, Беззубовской, Дорховской, Запонорской, а также восточную часть Карповской волостей Богородского уезда Московской губернии.
Елизаровские масы хотя тоже были носителями гуслицкого самосознания, вплоть до недавнего времени старались сохранять в тайне от внешних все, что связано с их языком и прочими элементами масовской культуры. Что-либо записать в самой деревне удавалось лишь тем исследователям и краеведам, которые приходили в деревню неожиданно и фактически заставали информантов врасплох. Во всех случаях, когда были попытки договориться заранее, причем через хороших общих знакомых, через внуков елизаровских бабушек, учащихся в школах, учителей-краеведов и т. п., следовала неудача. Человек, который изначально по телефону или встрече обещал помочь, говорил, что «ковлет по-масовски» так же, как на русском, вдруг забывал все свои обещания
и категорически далее не соглашался на встречу и беседу. Подобные табу на разглашение могли существовать в прошлом и в других известных масовских группах, но были утрачены или игнорировались исследователями-филологами, которым была важна исключительно тайная лексика. Однозначно, что такая замкнутость идет еще из исконной традиции масов, которая зарождалась в древнем Суздальском уезде.
И автору, и ряду других исследователей, кто пытался серьезно заниматься языком и культурой деревни Елизарово, больше информации удалось узнать от тех, кто соприкасался с ее жителями, нежели от них самих. Из коренных масов мне довелось пообщаться с пожилыми женщинами, которые давно вышли замуж в соседние деревни и у которых порвалась связь с прежними односельчанами, поэтому им было некому дать запрет на общение с исследователями. Это Таисья Родионовна Лобанова (в девичестве Жуликова) 1928 г.р., с замужества в 1948 г. проживающая в соседнем Ляхово, а также Фекла Николаевна Ребрикова (урожденная Чекалова), также 1928 г.р., которая вышла замуж в Давыдово и к моменту нашей беседы жившая в домах при железнодорожной станции «Давыдово». От этих старожилок удалось достаточно много узнать об этом населенном пункте и его специфике. Однако они уже мало помнили масовских слов по причине длительного отсутствия общения на нем.
В крае этим языком и сопутствующей масовской культурой занимаются преподаватели-краеведы из обеих школ в Давыдово: Инна Степановна Овсянникова (Давыдовский лицей) и Валентина Федоровна Кузнецова (Давыдовская гимназия). Но, невзирая на то, что они в этом регионе местные, их знают практически все, в их классах учатся дети, у которых есть елизаровские корни, отец В. Ф. Кузнецовой был известным в местных деревнях плотником, когда речь заходит о языке и вообще сборе материала по этой деревне, все попытки наталкиваются на неудачу. Мне рассказали о таком случае. Одна из елизаровских женщин уже в начале 2000-х гг. стала помогать учителям-краеведам и школьникам, занятым в их кружках, водила их по деревне, рассказывала об известных ей словах и т.п. Через непродолжительное время у нее уходит в запой сын, она воспринимает это как наказание свыше за болтливость и прекращает помогать. После нее, наученные чужим горьким опытом, отказываются идти на контакт и другие односельчане. Из участников экспедиций, которые бывали в Гуслицком крае во второй половине ХХ в., в своих публикациях слова масовского языка из Елизарово упомянула Е. А. Агеева, случайно зафиксировавшая их в 80-х гг. ХХ в. Из краеведов про язык писала вышеупомянутая В. Ф. Кузнецова из гимназии в Давыдово. В 1996 г. небольшую статью про деревню с указанием некоторых слов местного арго опубликовала ученица той же гимназии Н. Лелякова, отец которой происходит из Елизарово.
К настоящему времени нам известно всего порядка 120 слов, которые существовали в этой «тайной» речи. Однако даже при таком скромном словарном наборе мы видим, что в Елизарово был не язык-арго, который сформировался как-то самостоятельно, а всего лишь диалект масовского языка, который бытовал у офеней-суздалов Владимирского края, а также в тех местах, где они еще в разное обосновались. Это видно даже по небольшому числу приведенных елизаровских «масовских» слов: мас – я, масы – мы, масовский – мой, свой, наш; клёво – хорошо; кубёха – женщина, баба; лох – мужчина, мужик; брять – есть, бряйка – еда, бусеть – пить. Из фраз елизаровского варианта офенского масовского арго можно привести: «Карьяк кряет немасовский» («идет чужой парень (мужик)»), «лохуньки бусели тарныгу» («мужья пили алкоголь»), «побусели чавыгу, покряли дохаза» («попили чайку, пошли домой»), «саров у маса нескень» («у меня нет денег»), «маса спрахтывают – мас ковлет» («меня спрашивают, я отвечаю»).
Здесь надо также дать небольшую характеристику небольшому уголку Гуслиц, в котором расположилась деревня Елизарово. Жители соседних микрорегионов еще в начале 2000-х называли его в беседах со мной «Заход», а население – заходцы. Последние традиционно считались наиболее грубыми и криминальными из гусляков. В Заход входило всего шесть деревень: Елизарово, Ляхово, Гора, Костино, Барская и Давыдово, которое являлось неофициальным заходским центром. Практически во всех местных деревнях существовали идентичные промыслы, как к примеру, извоз, работа на шелковые и бумажные фабрики, домашнее ткачество, работа в услужении, сапожное дело и т.п. Из чисто старообрядческих промыслов практически везде в Заходе было развито иконописание.
Здесь следует отметить, что практически вся Запонорская волость Богородского уезда, куда входил Заход, была населена почти одними старообрядцами, представителей господствующего православного исповедания здесь в 80-х гг. XIX в. было не более 20 дворов на почти три тысячи жителей старообрядческого исповедания. Пять заходских деревень, включая Елизарово, прежде составляли один старообрядческий белокриницкий неокружнический приход с центром в Давыдово.
Житель деревни Анциферово, которая расположена всего в паре километров от заходского селения Костино, хранитель местной исторической памяти Николай Степанович Самошин (1921–2006) во время беседы в 2003 г. поведал мне следующий интересный момент, бытовавший еще в недавнем прошлом, связанный с интересующим нас уголком Гуслиц. Тогда как в Анциферово и других населенных пунктах, окружавших Заход, был распространен цокающий говор, во всех шести заходских деревнях бытовала речь, которую соседи идентифицировали как «владимирскую». Владимирский край расположен недалеко от Гуслиц, до 1917 г. граница губерний проходила сразу за самой северной гуслицкой деревней Коротково. Активно участвовавшие в отхожих промыслах гусляки бывали во Владимире и различных местах его губернии. С владимирцами они соприкасались на крупных фабриках в Орехово-Зуево, Ликино, Дулёво, Павловском Посаде и др. местах, где от каждого семейства в гуслицких селениях обязательно трудился кто-то из членов. Так что, как звучит владимирская речь, в Гуслицах прекрасно представляли и, относя к речи жителей соседней губернии говор жителей одного из своих уголков, явно видели их заметную схожесть.
К сожалению, мы пока не обнаружили в архивах документов, которые могли бы пролить свет на происхождение жителей деревень Захода, но, учитывая вышеприведенную информацию, они являются потомками какой-то волны переселенцев из Владимирской земли. Эта волна видимо захватила и небольшую группу офеней, которые создали деревню Елизарово. Когда это могло произойти – пока остается тайной.
Не исключено, что имя Елизар мог носить человек, который привел масов из древнего Суздальского уезда в верховья маленькой речки Сошицы (в прошлом – Усан), притока Нерской. Преданий по этому поводу у потомков жителей населенного пункта до конца ХХ в. не сохранилось. Мне рассказывали лишь историю, явно возникшую не так давно, якобы до революции деревня принадлежала помещику Елизарову. Однако Елизарово в известное время никогда не было помещичьим селением, а находилось в ведении Удельной конторы. В деревне, по крайней мере, в начале ХХ в. не было носителей фамилии «Елизаровы», а заметно доминировали над другими Ширины и Никулины.
Старожилы из соседних деревень, отчасти помнившие или знавшие быт довоенных десятилетий, рассказывали, что даже в 20–30-х гг. ХХ в. молодежь из Елизарово всегда держалась особняком в клубе, на гуляньях и т.п. Всегда, когда рядом оказывался чужак, они сразу же переходили на масовскую речь. Последний директор большого совхоза «Титовский» Владимир Сергеевич Воронцов (родился в 1927 г. в Тверской губернии, в крае с 1931 г.), одно время занимавший ключевые должности на меланжевом комбинате в городе Куровское, где трудилось и какое-то число женщин из Елизарово, рассказал о такой подмеченной им их черте. Если начальство задерживало на работе хотя бы одну из них, то остальные не уходили без нее домой с комбината, а терпеливо сидели и дожидались ее. Сами выходцы из рассматриваемого населенного пункта также говорили о подобной брачной и иной замкнутости до этого периода, дополняя, что исключением держалась одна из ветвей Шириных (потомки некоего Никиты Ширина), которая допускала браки на стороне. Нам кажется, что это было бы странным для небольшого по гуслицким меркам селения, которое к началу ХХ в. насчитывало всего около 80 дворов, а в 50-х гг. XIX в. дворов было почти вдвое меньше – только 46, если бы прежде не существовала связь с остальным, прежде всего владимирским офенским миром. К сожалению, к началу 2000-х гг. о таких связях не помнил уже никто.
В 2015 г. автора этих строк познакомил с результатами исследования по генеалогии своей семьи потомок одной из ветвей Шириных Олег Хохлов, являющийся ныне прихожанином храмов Рогожского кладбища в Москве. В таблице были даны сведения и о женщинах, на ком его предки женились в XVIII – XIX вв. Помимо уроженок Елизарово, там фигурировали и невесты из соседних Смолёво, Костино, Яковлевской, а также находящегося не в Гуслицах селения Антоново. Последнее находится западнее Гуслиц, оно входило в состав Гжельского региона.
Здесь, учитывая строгую эндогамию жителей рассматриваемого населенного пункта, которая сохранялась и через сто лет после этого, мы осмелимся предположить, что в указанных деревнях в прошлом также могли проживать представители масовского мира, впоследствии ассимилированные односельчанами-немасами. Возможно, выходцы из Владимирской земли, принадлежавшие к масовской культуре, изначально не только основали деревню Елизарово, но и поселились в соседних селениях. Здесь я вспоминаю рассказ уроженца дер. Костино Сергея Федоровича Романова, 1950 г.р., который в беседе со мной в 2002 г. упомянул фразу, которую в детстве слышал от отца, когда тот после обеда звал сына заниматься работой в огороде и т.п. : «побряли – пошли на дела» (т.е. «поели – пошли работать»). С одной стороны, эта фраза, вернее слово из нее, могло быть заимствовано из тайной
речи жителей соседней деревни, с другой, здесь нельзя исключать и рудимент уже забытой тайной речи, которую знали и в Костино. Тем более, что даже в конце ХХ в. «работа» в масовской речи елизаровцев звучала как «ширбота», а не «дела». Одну фразу некоего тайного языка мне довелось услышать от жителей находящейся в нескольких километрах от Елизарово деревни Заволенье – «Мой колпешник развалился и ашана пополам» (т. е. «мой горшок разбился и каша разлилась»), но ее связь с масовским языком Елизарово не доказана.
Тайная речь владимирских масов была понятна жителям Елизарово очень хорошо. Мне довелось услышать от уже упоминавшейся Т. Р. Лобановой, о таком случае. Приблизительно в 1948 г. (точно информант уже сказать не могла) она ехала на владимирском поезде из Орехово-Зуева в Москву или Павловский Посад. Когда девушка села на свободное место в вагоне, то увидела двух стариков, которые были напротив. Тем, видимо, не хотелось, чтобы их поняли соседи, и они перебросились парой фраз на языке, который уж очень хорошо был знаком их новой попутчице. Она внимательно посмотрела на них – ни на кого из жителей Елизарово или выходцев из деревни, которые жили в Павловском Посаде, они похожи не были. Лобанова (тогда еще Жуликова) поздоровалась с ними и попыталась поддержать их разговор на масовском, она также спросила, откуда те знают их елизаровский язык. Старики были не расположены к общению и были явно недовольны тем, что кто-то может быть в курсе их разговора. Они только сказали, что масовский – это и их язык, а на вопрос откуда они, только буркнули: «С Владимира». Последнее, конечно же, означало не сам город, а Владимирскую область.
В настоящее время постоянных жителей в Елизарово осталось мало. Много выходцев оттуда проживает в соседнем поселке Давыдово, часть в городе Куровское. Потомки елизаровцев проживают в городе Павловский Посад, с которым жители этого населенного пункта были тесно связаны экономически (брали работу у местных фабрикантов) с давнего времени. Кто-то живет в Москве, небольшое число в Орехово-Зуеве, мне упоминали о каких-то выходцах из Елизарово, кто оказался в подмосковном Воскресенске, фактически одном из соседних райцентров. О старой эндогамии уже не идет никакой речи. Интересный в культурном отношении мирок оказался практически полностью размыт.
К сожалению, мы сейчас уже упустили время, когда можно было бы записать максимально большое число слов из масовского языка деревни Елизарово, которое показало бы процент их идентичности владимирским офенским словам. К сожалению, до сих пор неизученным остается и обычный говор елизаровцев и других заходцев. В Гуслицкий край вообще-то приезжала известная исследовательница говоров Подмосковья А. Ф. Войтенко, однако, судя по упоминаниям местных населенных пунктов в связи с записями образцов местной речи, она прошла по региону поверхностно, почти не вникнув в его специфику. Судя по ее работам, в регионе, вернее, его населенных пунктах, она работала выборочно. В Елизарово она явно не была вовсе, что мы видим из ее строк, что в рассматриваемом крае живут гусляки, а помимо их еще и масы, о которых ей, видимо, поведал кто-то из информантов в другой деревне. Если бы она оказалась в Елизарово и столкнулась с местным масовским феноменом, то явно не проигнорировала такой элемент культуры, который до нее толком никто не описывал.
Также никто на данный момент не проводил антропологических исследований в Гуслицах, что также могло бы дать весьма интересный материал. Здесь мы могли бы увидеть, из какого именно уголка Владимирской земли и древнего Суздальского уезда в Заход пришли его жители, в том числе и масы. Также можно было бы выяснить много важного о происхождении других переселенческих групп населения этого региона, которые прибывали сюда на протяжении не одного столетия. Пока же здесь мы видим больше вопросов, нежели ответов. Также во многом большим «белым пятном» для нас остается и бывшая масовская деревня Елизарово, с происхождением локальной культуры которой, включавшей, разумеется, не только тайный язык-арго, мы довольствуемся только предположениями. Однако связь здесь с Владимирским регионом, а также исходной «родины» офеней – древним Суздальским уездом, здесь однозначна.